Музыкальные истории

Во всем мире цивилизованный бизнес, скажем так, дружит с настоящим искусством. По большому счету, это – союз равновеликих (каждого по своему) партнеров, получающих не только удовольствие, но и ощутимую взаимную пользу. Формы сотрудничества могут быть разными: меценатство, спонсорство, рекламн0-инвестиционные альянсы и т.п., что в немалой степени зависит от законодательства и особенностей конкретного проекта. «Промышленный еженедельник» начинает цикл публикаций, посвященных кругу проблем современных отношений между бизнесом и искусством. И совершенно не случайно, что первый наш собеседник — директор московского Театра оперетты Владимир Тартаковский, под чьим руководством в Москве были осуществлены проекты самых ярких и успешных мюзиклов – «Метро», «Нотр Дам да Пари», «Ромео и Джульетта», «Монте-Кристо».

— Владимир Исидорович, когда вы почувствовали, что вашему театру нужны финансовые партнеры — спонсоры или меценаты? Когда стало очевидно, что своих средств не хватает?
— Государственный репертуарный театр существует для того, чтобы выполнять свои функции — ставить репертуарные спектакли силами своей труппы. И на первый взгляд, театр должен быть всем обеспечен со стороны государства. Но государством выделяются деньги на постановку только одного спектакля в год. Если же мы хотим поставить второй спектакль, и, более того, чтобы репертуар театра обновлялся, чтобы в нем было больше ярких новых постановок, для этого мы должны либо заработать сами, либо привлечь средства. Любой серьезный спектакль сегодня (если он специально не задуман как малоформатный и низкобюджетный) — достаточно затратное дело. Сегодняшний зритель привык, чтобы был хороший свет, четкий и емкий звук, спецэффекты … А для этого не только хорошая аппаратура нужна. Необходимо для каждого спектакля разрабатывать сложнейшие звуковую и световую партитуры, много репетировать, сводить воедино многочисленные составляющие спектакля. Все это сегодня стоит дорого, как впрочем, любая высокопрофессиональная работа.

— В общем, высокому искусству нужны адекватные формы воплощения...
— Конечно. Возможности сегодняшней аппаратуры гигантские. Благодаря спонсорским деньгам театр может лучше оснаститься, воплотить в жизнь нестандартные задумки режиссера. Как известно, хорошему предела нет. А когда делается какой-то значимый проект, к примеру, мюзикл, рассчитанный на то, чтобы зрители ходили на него как минимум в течение полумесяца, а спектакль шел каждый день, естественно, нужно применять новые технологии. К тому же, у мюзикла другая рекламная кампания, куда приходится «подключать» телевидение и радио (репертуарный театр, как правило, себя не рекламирует, рассчитывая больше на свой имидж). И все это стоит денег, естественно.
Если же привлекаются партнеры, достаточно располагающие финансами, но нуждающиеся в определенной рекламе, то можно совмещать их потребности и наши возможности, и заодно рекламировать спектакль и его спонсоров. К сожалению, весь этот механизм у нас не настолько отработан, чтобы российские фирмы были сами заинтересованы в подобном спонсорстве так же, как на Западе. Причина в том, что, передавая деньги театру и даже получая рекламу, они все равно не имеют никаких налоговых льгот. На Западе, например, спонсор, вкладывающий средства в культурные программы, мероприятия и фонды, освобождается от налогов на те деньги, которые он пожертвовал искусству. У нас этого нет.

— И что же получается?
— И получается, что с точки зрения бизнеса вкладывать деньги в театр — все равно, что выбрасывать (кроме случаев, когда фирме нужна имиджевая реклама). Поэтому подобное спонсорство у нас основано, как правило, на дружеских связях. Ведь в бизнесе тоже есть люди, которые тянутся к искусству, понимают его потребности и хотят помочь, поэтому закрывают глаза на свои финансовые потери. Государственной поддержки пока, к сожалению, нет, хотя какие-то законодательные подвижки в этом направлении постоянно пытаются инициировать.
В любом случае, когда составляем бизнес-план, мы стараемся рассчитывать больше на себя. А если появляется спонсор, то план корректируем, и что-то улучшаем в проекте, который делаем. Опасность работы со спонсорами всегда есть. Случается и так: обещают выделить деньги, но говорят, что нужно время, а вы, мол, делайте проект — ведь мы железно договорились. И в последний момент разводят руками: ну, не получилось. В результате и у нас что-то не получается.

— Часто такое случается?
— Случается. Причем, я говорю не только о нашем театре, а об этих отношениях вообще. Если же это связано с гастролями каких-то коллективов, то из-за нерадивых спонсоров «сгорают» организаторы поездки. Ведь сегодня гастролировать по России крайне сложно. Одно дело, когда это гастроли небольших антрепризных групп артистов с именами, которые у всех на устах. Другое дело, когда это очень хороший спектакль, но заняты молодежь и артисты с не столь известными фамилиями. Взять, например, наши мюзиклы. Музыкальные спектакли без спонсоров ставить крайне сложно, а гастролировать с ними без спонсорской поддержки вообще невозможно, потому что представьте себе, сколько стоит вывезти так много артистов, техники и декораций?

— Однако, насколько я знаю, ваши мюзиклы гастролировали…
— Бывает, что государство выступает в роли спонсора, или какой-нибудь губернатор приглашает понравившийся ему коллектив, выделяя на это средства. Но это не совсем спонсорские деньги: это деньги только на то, чтобы привезти коллектив, а не вклад в повышение качества постановки. Дело в том, что в настоящем мюзикле — очень сложная работа с декорациями, светом, звуком. Вывезти его чисто технически можно, но крайне дорого. Расходы зашкаливают, не перекрываясь ценами на билеты. В свое время мы возили «Метро», поскольку это был достаточно мобильный спектакль. Но без спонсоров все равно не обходились. Ведь нужно было привезти около ста человек, расселить, арендовать площадку, сделать рекламу спектакля, запустить его, привлечь местных специалистов, чтобы какое-то оборудование не возить с собой. Все это практически нереально окупить, если только не играть по месяцу в одном городе, что вряд ли возможно. К сожалению, даже в Москве ежедневно играть в течение месяца очень сложно. На Западе — совсем по-другому. Там могут привезти в любой город достаточно крупный музыкальный проект (мюзикл), и замечательно работать целый месяц. И люди будут ходить, и покупать билеты, которые, кстати, стоят значительно дороже, чем у нас. Это у них норма. Мы до такого еще не доросли, но может быть когда-нибудь это будет.

— Со временем спонсоров становится больше?
— Я думаю, нет. Более того: их становится все меньше. Если раньше зарабатывали шальные деньги и готовы были ими поделиться: миллион туда, миллион сюда — и ладно, то сейчас деньги даются непросто. Быть может, нефть еще легко качать… А в принципе, бизнес стал зарабатывать деньги тяжелее: сформировалась и налоговая система, и всякие фискальные органы, все стараются работать прозрачно. Норма прибыли, думаю, в какой-то степени падает, и этими деньгами менее охотно делятся, понимая, что их можно потратить на что-то для своего коллектива и бизнеса. И, тем не менее, спонсорские программы существуют. Но все они, на мой взгляд, существуют за счет личных договоренностей.

— Уточните, пожалуйста, почему, как вы сказали, текущий репертуар вашего театра на спонсоров не опирается?
— Для спектаклей текущего репертуара в спонсорах абсолютной необходимости нет. Хотя бы потому что мы их так активно не рекламируем. Проводить рекламную кампанию в масштабах Москвы — дело очень недешевое. Поэтому репертуарные спектакли идут, в основном, благодаря имиджу театра: все понимают, что оперетта — это комедийный сюжет и красивая музыка. Этот жанр любят, и он сам по себе живет. Но совсем по другим законам осуществлялись проекты, которые надо было довести до москвичей и гостей столицы, чтобы создать определенный поток зрителей при более дорогих билетах. В этом деле любой спонсор был на вес золота. Поэтому все наиболее значимые мюзикльные проекты нашего театра — «Метро», «Нотр-Дам», «Ромео и Джульетта» — требовали спонсоров. Хотя бы для того, чтобы обеспечить необходимый объем рекламы.

— На каком этапе к проекту подключаются спонсоры?
— На разных этапах. Так, например, в мюзикле «Метро» спонсоры начали помогать нам в момент, когда проект стал значимым, получил известность и многие регионы захотели его увидеть на своих площадках. Тогда нас финансировали те компании, у которых были свои интересы в регионах наших гастролей. Фактически это можно было считать их рекламной кампанией в регионе.
Следующий наш мюзикл «Нотр-Дам» был намного более сложным проектом, и без серьезного спонсора сделать его было бы практически невозможно. К счастью, компания РУСАЛ выделила определенные средства на реализацию проекта при условии, что мы будем ее в качестве спонсора рекламировать. У нас с ними были прекрасные рабочие взаимоотношения. Реклама мюзикла шла постоянно, спонсоры всегда в ней упоминались. Кроме того, мы выделяли компании определенное количество мест на каждом спектакле для сотрудников и партнеров. Результатом этого сотрудничества все остались довольны. Такого взаимопонимания не всегда удается достигнуть с партнерами по проектам. Особенно, если это иностранные партнеры.

— Почему же с иностранными партнерами бывает сложнее?
— Просто потому, что им бывает очень непросто нас понять. Западные партнеры наших проектов, к примеру, не понимают, почему известный режиссер не может все время летать первым классом, не может жить в лучших гостиницах, как он привык. Или почему он не может получать такие суточные, какие хочет. Нормы, по которым работает в России государственный театр, и те рамки, которые он вынужден соблюдать, не позволяют нормально сотрудничать с лучшими западными специалистами и платить привычные для них гонорары. А ведь для России иностранные режиссеры скидок не делают. Наоборот, считают, что здесь гораздо опаснее работать и потому такая работа должна выше оцениваться. Это сейчас в какой-то степени мы сумели изменить их мнение. Но, как правило, у них достаточно предложений по всему миру. И в этой ситуации деньги спонсоров помогают решать проблемы привлечения лучших в мире специалистов, поскольку спонсоры не находятся в рамках строгих ограничительных норм, как государственный театр.

— Они не ограничены нормативами?
— В этом отношении — нет. Это же частный капитал. И без спонсорского участия такого капитала крупные проекты крайне сложно осуществлять.

— Бюджеты таких проектов — коммерческая тайна?
— Никакой тайны нет: мы всегда работаем открыто и размеры бюджетов наших проектов известны. «Метро» стоило чуть больше $1,5 млн. «Нотр-Дам» — примерно $4,5 млн, «Ромео и Джульетта» — $2,5 млн. Относительная «дешевизна» «Метро» понятна: это был первый проект, он и сам по себе не был очень затратным, но тогда нам казалось, что это колоссальные деньги и мы очень экономили на всех позициях: на микрофонах, аппаратуре. Потом это вышло нам «боком», когда все, на чем мы сэкономили, начало выходить из строя. Плюс ко всему, Правительство Москвы помогло тогда оснастить театр хорошей световой и звуковой аппаратурой. Гонорарные платежи, приобретение лицензии, оплата артистов в репетиционный период, приглашение европейского режиссера и европейской же постановочной группы — все это театра финансово не касалось. Это делали наши финансовые партнеры.
Что касается мюзикла «Нотр-Дам», то он создавался в какой-то степени на технической базе «Метро», но сам по себе проект был гораздо сложнее. И снова Правительство Москвы помогло театру светом, дополнительным звуком и еще по целому ряду вопросов. Поставить «Ромео и Джульетту» нам было уже гораздо легче: потребовалось меньше вложений, поскольку в части технической «Нотр-Дам» практически все позиции по новому мюзиклу закрывал.
В результате этих постановок театр получил такое техническое оснащение, подобных которому, я думаю, в стране нет. Но это тоже влечет за собой определенные проблемы: другая стоимость поддержания, обслуживания и ремонта парка всей этой аппаратуры. Однако зрители посещают наш театр, мы зарабатываем нормальные деньги и спектакли у нас хорошие.

— При этом так называемые «малобюджетные» постановки у вас не идут.
— А мы не можем делать малобюджетные спектакли. У нас жанр такой, где без достойных декораций, ярких костюмов, оркестра, хора и балета не обойтись. При этом мы стараемся максимально экономить. Например, когда ставим репертуарный спектакль, стараемся все сделать у себя, в своих мастерских. Благодаря чему у нас почти нет накладных расходов. Например, в бюджете премьерного спектакля практически не учитывается заработная плата артистов и персонала, потому что она финансируется из другого фонда. В итоге полноценный красочный и сложный по партитуре спектакль мы создаем за 5-6 млн руб. Причем, если бы мы все заказывали в сторонних мастерских, учитывали зарплату мастеров и накладные расходы, стоимость спектакля выросла бы в два-три раза. При этом мы стараемся планировать наши спектакли заранее, чтобы ставить их не впопыхах, а постараться все сделать заранее у себя в театре. Кроме, может быть, того, что мы не можем сами сделать — например, какие-то технические вещи, которые необходимо заказывать у особых специалистов.

— Из сегодняшних репертуарных оперетт, какая оказалась для театра самой затратной?
— Из последних — «Фиалка Монмартра». На этой классической оперетте было сделано очень много работы: фактически заново написана пьеса, переосмыслена и переработана музыка, разработано и сшито свыше 400 костюмов, сделаны достаточно сложные декорации. И это стоило 6,5 млн руб., что, в общем-то, достаточно смешные деньги для такой постановки. Затраты на постановку других спектаклей варьируются между пятью и шестью миллионами рублей. Но если нам выделяют всего 4 млн руб. на постановку, мы за редким исключением и в эту сумму ухитряемся укладываться.

— Как случается чаще: театр ищет потенциальных спонсоров или они сами приходят в театр?
— Спонсоры, увы, нас не ищут. У меня за всю историю был только один случай, когда в 1990-х годах пришел один бизнесмен и сказал, что хочет помогать театру и что ему это очень нравится. И какое-то время он выделял деньги, по тем временам немалые, хотя сегодня они уже кажутся смешными. Он помогал не только театру, но и нашим артистам. Например, кому-то нужна была срочная операция, а время было трудное…
Спонсоры сами не приходят. Сегодня известные компании и банки имеют возможность серьезно помогать финансами, но на них и спрос большой — всевозможные фонды, социальные программы и т.д. И культура, как известно, не всегда на первом месте в спонсорской политике. Тем не менее, я уверен: если за это взяться, то под хороший проект спонсоров найти можно. Иногда мы их ищем сами, но чаще обращаемся к компаниям, которые этим занимаются профессионально. Ведь если прийти с улицы, успехом это не закончится. Быть может, за исключением случая, когда потенциальный спонсор вдруг окажется очень большим любителем оперетты…

— Спонсоры стали меньше вкладывать в театры?
— Я думаю, есть театры, которые вообще никого найти не могут. А есть и такие, которых исторически поддерживают одни и те же меценаты. Например, Большой театр имеет очень серьезных спонсоров. Я думаю, они даже пришли сами, потому что это престижно — Большой театр поддерживать. Наверное, и МХТ, и Малый театр сегодня имеют своих постоянных спонсоров.
Иногда спонсоров находят с помощью административного ресурса, когда есть возможность выйти, например, на Аппарат Президента РФ, на губернаторов или на другие органы власти и попросить их найти спонсоров. Там это решается проще — надо помочь театру! Хотя надо отдавать себе отчет в том, что отношения со спонсорами — это не только получение денег, но и определенная ответственность за них.

— За качество спектаклей?
— Не только. Сегодня я очень сильно подумаю, если ко мне придут и предложат $10 тыс. за то, чтобы мы разместим их логотип на своих афишах. Это должны быть в определенной степени значимые средства, поскольку проблемы с бумажным оформлением больших и маленьких сумм — практически одинаковые. При этом у нас же есть какие-то обязательства перед спонсором. Если раньше все было очень просто — мы размещаем вашу рекламу, вы нам даете деньги, то сейчас с выходом нового налогового законодательства спонсорская помощь превращается не во взаимный бартер, а в четко и правильно прописанные обязательства. При этом рекламное поле для спонсоров у нас ограниченное. Формат афиши, программок и т.д. — он известен, его увеличивать крайне сложно. Это связано с большими затратами, сравнимыми с собственно спонсорской поддержкой. Поэтому размениваться на какие-то небольшие суммы просто нет смысла. Лучше найти одну серьезную фирму, которая сделает серьезное финансовое вливание, и мы за это серьезно ее отрекламируем.

— А что вы можете сказать по поводу постоянного… или как его еще называют «генерального» спонсора театра?
— У нас сейчас такого спонсора – генерального - нет. При этом мы всегда в программках упоминаем фирмы, которые нам чем-то помогли. К примеру, одна обувная фирма предложила нам лакированную обувь под фраки (в программке написали, что они ее предоставили). Еще что-то по мелочам. Но на афишах мы это давно не пишем.
Раньше на афише стояло название одной известной мировой табачной компании, которая нам выделяла по тем временам значительные средств. И не просто деньги на спектакль: мы с ними проводили разные мероприятия, после премьер организовывали банкеты, встречи. Было достаточно интересно. Сейчас они переориентировались на благотворительность для населения, видимо, понимая, какой вред наносит табак, а культурные программы практически закрыли. Но сегодня не такая ситуация, чтобы я все бросил и лихорадочно искал спонсоров на репертуарные спектакли.

— Иначе говоря, театр сам себя кормит?
— Именно так. Учитывая бюджетное финансирование и наши наработки, мы сегодня прочно стоим на ногах. Не позволяем себе, конечно, излишеств, но если что-то надо для сцены (а для театра главное — сцена и спектакли), мы себе позволить это сегодня можем. Конечно, зимой, в сезон — лучше, летом — хуже. Но так у всех театров. У нас достаточно большой зал, и когда зритель приходит — это приносит ощутимые деньги. А что касается разовых проектов, мы в них заинтересованы так же, как в спонсорах и партнерах. Мы можем обеспечить, в общем, достаточно эффективную рекламную поддержку, как это было во всех наших мюзиклах. В общем, мы готовы к равноценному партнерскому обмену.

— Кстати, хочется спросить: со всеми ли спонсорами взаимоотношения были взаимовыгодными и взаимоприемлемыми? Все ли спонсоры остались довольны тем, что они получили взамен своих денег?
— Когда получается шумный спектакль, на который ходят все члены правительства и бизнесмены, весь шоу-бизнес, и спонсором выступает какая-то фирма — то, конечно, лавры и ей достаются тоже. Как правило, спонсоров это волнует. Может быть, не всех. Ведь есть такие компании, которые и так не сходят с газетных полос и экранов, и им большего не нужно. Но кому-то это интересно. А если проект получается неудачный (у нас таких, к счастью, не было), тогда страдают все.

— Для театра, у которого миллионный в долларах оборот и коллектив почти 700 человек, какая должна быть спонсорская цифра, чтобы она не растворилась?
— Скажем так: она должна быть значимая. Но здесь важно понимать, что никакого «колхоза» не будет. Когда мы говорим об участии в определенном проекте, то это означает, что спонсорские деньги именно на него и будут потрачены. И мы говорим о цифрах, которые могут быть значимы именно для данного проекта, а не для театра вообще. Вам наверняка хочется конкретики? Хорошо. Я считаю, что если запускать сегодня проект в $1млн, то где-то $300-400-500 тыс. спонсорских денег были бы для него, что называется, «значимыми». Может быть, и $100 тыс. были бы значимыми, но уже $20 тыс. никак не могут приниматься в расчет на таком проекте. Для таких сумм у нас есть Фонд развития Театра оперетты, куда небольшие спонсорские суммы периодически приходят. Но этот Фонд не выпускает спектакли, он занят конкретным финансированием того, что театру сложно сделать.

— Например?
— Семьсот человек — это как город: у кого-то юбилей, у кого-то рождается ребенок, у кого-то умирает кто-то, и мы стараемся всем помогать. Этот Фонд — небольшие деньги, но во многих случаях весомые. Тем более, когда театр скован по рукам и не может даже своими деньгами распорядться.

— Что вы имеете в виду?
— Это особый разговор. Сейчас, на мой взгляд, в отношении театров ведется совершенно неразумная финансовая политика. К театру применяют такие же схемы, как к государственному производству. Театр — это творчество, и когда художник рисует картину, то какие можно установить для него лимиты по времени, по финансам, по краске, по мазкам и другим параметрам? А к нам начинают сейчас это все применять. Да еще считают, что все наши деньги, в том числе и те, которые мы заработали, должны расходоваться так же, как бюджетные средства.
Придумали какие-то невероятные конкурсы. Мы не можем купить для театра без конкурса ничего. И я сейчас с ужасом думаю: а что, если завтра перед спектаклем сломается акустическая колонка или световой прибор, без которого спектакль не может идти? Раньше я решал это в течение нескольких часов, и нам фирмы привозили заказ даже без предварительной оплаты, понимая нашу ситуацию — все-таки у театра есть определенная репутация и имидж А сейчас, чтобы купить что-то новое (начиная со 100 тыс. руб. — это просто смешно!), театр должен подавать заявку на конкурс, который должна проводить специальная комиссия. А на это уходит месяц, два, три, полгода… И как в этой ситуации существовать — не понятно. То есть, нас ставят в совершенно немыслимые условия. Люди, которые это придумали, просто далеки от искусства, от театра, от его проблем, и, в общем, немножко далеки от жизни. Хотелось бы, чтобы театральные проблемы решали компетентные специалисты. Тем более, когда дело касается такого специфического театра, как Театр оперетты…

— В чем главная специфика Театра оперетты?
— Я объясню. Наш театр, пожалуй, единственный в Москве, где на сцене в каждом спектакле заняты и солисты, и хор, и балет. Причем, балету отводится очень достойное место в наших спектаклях. Музыкальные театры — Большой театр и театр им. Станиславского и Немировича-Данченко — ставят либо оперы, либо балеты. Новая опера вообще только оперой занимается. У них есть еще миманс, но это уже совсем другое. Содержать балетную или оперную труппу, на мой взгляд, сложно, но все же в какой-то степени легче, чем содержать качественную труппу, которая должна и петь, и говорить, и танцевать в одном и том же спектакле. И это за собой влечет свою специфику: особое решение декораций, сценографию. При этом нужно уметь соединять интересы всех, а они, порой, сильно отличаются друг от друга. А еще оркестр! Такой вот сложный театр…
Нам и на гастроли-то выехать непросто. Недаром в Европе театров оперетты такого уровня, как наш, — практически нет. Да и в России, пожалуй, нет — такого уровня и такого масштаба. Очень трудно найти хороших певцов, которые работали бы в оперетте. И содержать такой театр очень трудно и очень дорого. В Европе, в основном, ставят коммерческие мюзиклы, для которых проводят кастинги и находят артистов. Есть даже рынок таких артистов. У нас он в последнее время тоже появился, но уровень его недостаточный. Причем, все специалисты знают: хорошую оперетту поставить сегодня сложнее, чем хороший мюзикл.

— Владимир Исидорович, расскажите немного о себе...
— Окончил Плехановский институт в 1973 году. Год поработал в Министерстве торговли ревизором Рособувьторга, а потом ушел в театр. В Театре оперетты с 1975 года, был главным администратором, потом заместителем директора, затем директором-распорядителем. С 1990 года — директор театра. И сегодня — директор и председатель художественной коллегии театра.

— То есть, параллельно решаете и административные, и художественные вопросы?
— К сожалению, большая проблема в том, что в нашем театре нет главного режиссера. Но это беда всей страны, потому что режиссеров в этом жанре очень мало. Сегодня в драме есть режиссеры, которые ставят неплохие спектакли, но они не хотят руководить театром, понимая все сложности этого дела. Легче набрать артистов и поставить спектакль, чем пестовать своих, да еще и отвечать за все. Те же, кто готов быть главным режиссером, к сожалению, не всегда могут поставить спектакль. Но если в драматическом театре отсутствие главного режиссера — это серьезный недостаток, то в музыкальном театре, мне кажется, все не так страшно. Здесь есть и главный балетмейстер, и главный дирижер, и главный хормейстер, есть творческое руководство, есть текущие режиссеры, очередные режиссеры. Причем, зачастую приглашают на постановку приглашают драматических режиссеров, которые умеют работать с музыкальным материалом. Мне кажется, сегодня у нас сильная труппа, много молодежи. И режиссеры, которые к нам приходят на постановки, с удовольствием работают.