В
период, предшествовавший ратификации Киотского протокола, многие
выступали в поддержку подписания его Россией, мотивируя это тем, что в
масштабах экономики всей страны эффект Киотского протокола составит $2
млрд за 2008-2012 годы. Эти деньги очень бы пригодились нашей экономике
в период кризиса. О развитии в России рыночных механизмов Киотского
протокола мы беседуем с членом Комитета Госдумы РФ по экономической
политике и предпринимательству Георгием Лазаревым.
- Георгий Геннадьевич, раньше вы были одним из самых активных
«пропагандистов», ратовавших за подписание Киотского протокола. Прошло
четыре года с момента ратификации Протокола. Много ли заработала Россия
из обещанных сотен миллионов долларов?
- Ни копейки. Но агитируя за «Киот», я говорил, что Правительство России
должно создать действенные национальные механизмы Киотского протокола,
только тогда он станет хорошим каналом привлечения дополнительных
инвестиций для модернизации энергетики, ЖКХ, для перевода котельных с
угля на газ и возобновляемые источники энергии. Несколько лет назад мы
провели в Госдуме выставку по альтернативным видам топлива и энергии.
Эти альтернативы, кроме всего прочего, могли бы стать действенной мерой
снижения вредных выбросов. И, как мы убедились на совещании, проведенном
в ходе этой выставки, многие ученые успешно работают над этими
проблемами, есть интересные проекты по атомной и солнечной энергетике.
Вопрос упирался в политическую волю и отсутствие финансовых средств.
Подписание Киотского протокола продемонстрировало наличие политической
воли и дало возможность получения мощных инвестиций. Более того,
руководство страны и сегодня не упускает этот вопрос из сферы внимания.
Дмитрий Медведев в своей речи в феврале прошлого года говорил: «Если мы
вписались (в Киотский протокол), то должны по максимуму получить те
преимущества, которые причитаются».
- А что, другие страны, подписавшие Киотский протокол, так же слабо
используют данные возможности?
- В том-то и дело, что нет. Вообще Киотский протокол стал своего рода
тестом на умение вписаться в экономику современного типа. В рыночных
механизмах Киотского протокола участвуют более 90% крупнейших корпораций
мира и все ведущие банки. Системы господдержки и госрегулирования
национального участия в них уже давно развернуты и действуют не только в
странах ЕС и в Японии, но и в Китае, Индии. Бразилии, Индонезии,
Вьетнаме, странах Латинской Америки и даже в Украине.
Россия на сегодня - единственная крупная держава, не сумевшая
организовать эту работу, и ее беспомощность в данном вопросе просто
поразительна. Тем обиднее, что именно наша страна являлась претендентом
номер один на «киотское финансирование». Однако за четыре года она не
получила не цента из тех миллиардов долларов, на которые могла
рассчитывать.
- А другие страны получили?
- Да, Китай например, получил за это время доход в $25-30 млрд.
- И каковы перспективы России?
- Пока можно прогнозировать, что при отсутствии серьезных
организационных сдвигов в данном вопросе Россия потеряет последние
шансы.
- Так в чем же проблема, почему мы не можем привлечь в нашу страну
эти громадные средства? Происки внешних врагов, конкурентов?
- Увы, если и есть враги, то лишь внутренние. Они нам хорошо известны.
Это рекордное число административных барьеров. Они стоят непреодолимой
преградой на пути проектов совместного осуществления.
Другие страны быстро «подсуетились» и разработали простые и доступные
условия, которые позволяют их хозяйствующим субъектам участвовать в
рыночных механизмах Киотского протокола. Наше же Министерство
экономического развития разрабатывало порядок регулирования более двух
лет. Это мировой рекорд, который можно смело заносить в Книгу рекордов
Гиннеса. Только славы он нам не добавил.
За эти два года наши министерские умы напридумывали такое множество
ограничений и условий, что сделали практически невозможным участие
российских корпораций и муниципальных предприятий в «киотском» процессе.
- Какие это ограничения?
- Во-первых, это уникальная по сложности 5-ступенчатая система
рассмотрения подаваемых заявителями проектных заявок. То есть, нужно
пройти пять различных ведомств и комиссий. Такая система не имеет
аналогов в мире.
- А как работает в других странах система рассмотрения заявок?
- В других странах одобрение идет по принципу «в одно окно».
- Для чего же нам такая сложная система?
- Цель такой сложносочиненной конструкции понять нетрудно. Ведь ее
создатели ставят заявителя в зависимость от каждой из пяти ступеней
прохождения. В каждом ведомстве проект могут завернуть. А чтобы его не
завернули, сами понимаете, что требуется. Это типичная коррупционноемкая
схема.
- Существуют, наверное, какие-то общие принципы прохождения заявок,
общие к ним требования. И, в конце концов, существует суд, который может
рассудить спорные вопросы.
- В том-то и дело, что каждая из пяти ступенек изобрела собственные
критерии эффективности при рассмотрении проекта на предмет одобрения.
- Но ведь эффективно или неэффективно предложение, определяет
Покупатель. Если ему невыгодно, он и не покупает. При чем здесь комиссии
и министерские чиновники?
- Да, конечно, сама постановка вопроса о внешнем регулировании сделок по
одному из товаров абсурдна для страны с рыночной экономикой. Зато вполне
разумна для страны с коррупционной составляющей. Ведь наличие таких
критериев дает регулятору возможность практически бесконтрольно отбирать
проекты для одобрения. Мотивы этого слишком очевидны..
И самое интересное, что если Минэкономразвития (МЭР) «зарубило» проект,
то даже Правительство этого решения отменить не может. Как в той
поговорке: хвост виляет собакой.
Есть еще одно изобретение отечественного чиновничьего гения - лимиты на
сокращение выбросов, введенные приказом МЭР в 2007 году. Этот приказ
устанавливает нормы участия отраслей экономики в реализации сокращения
выбросов в рамках совместных проектов. Это тоже единственная в мире
система, которая никак не согласуется с установкой руководства нашей
страны на максимализацию доходов от Киотского протокола. Кроме того,
вызывает недоумение распределение лимитов по отраслям: выделенные
приказом лимиты никак не соответствуют отраслевым потенциалам по
сокращению выбросов. Например, российской промышленности с ее огромным
потенциалом энергоэффективности выделено 25 млн т СО2 - вдвое меньше,
чем сельскому и лесному хозяйству с их очень скромными возможностями.
- Это же абсурд…
- Абсурд с точки зрения здравого смысла и государственной
целесообразности. А если на базе этого Приказа оказывать новый вид
услуг: выделение дополнительных лимитов отдельно взятым промышленным
предприятиям... Приходит руководитель предприятия с проектом, а ему
говорят: «А вы не вписываетесь в эту заниженную цифру». Тогда
руководитель вынужден просить выделить дополнительные лимиты. А там уж
чиновники решают: выделять или не выделять… Наверное, уже и тарифы
нарисовали за эти услуги.
- Но наши предприниматели научились приспосабливаться ко всем схемам,
обходить или переползать через все административные барьеры. Почему же
все-таки здесь осечка, ведь цена вопроса очень велика?
- Мы снова возвращаемся к вопросу исполнительской дисциплины и
оперативности, сложившейся в Министерстве экономического развития. Даже
грядущие цифры доходов не вдохновляют чиновников. Мы уже говорили о
рекордно долгих сроках разработки документов по регулированию проектов
Совместного осуществления (СО). Но, оказывается, критерии разработаны
далеко не по всем видам проектов. Это блокирует доступ многим из них уже
на стадии подачи заявки..
Кроме того, согласно положениям Киотского протокола, проекты СО требуют
утверждения как в стране продавца, так и в стране покупателя. Несмотря
на громадный запас времени, у нас до сих пор не созданы правовые рамки
передачи углеродных единиц странам-покупателям сокращений по линии
проектов СО. Получается, что у нас проекты совместного осуществления
невозможны де-юре. Интенсивность усилий МЭР в этой области можно
проиллюстрировать на примере российско-японских переговоров в области
климата, которые прошли в июле этого года. Япония представила на них
проект двустороннего меморандума практических вопросов по взаимодействию
в области углеродных единиц. Кстати, аналогичный документ был подписан в
июне между Украиной и Японией. У нас такое обсуждение не состоялось,
потому что представитель МЭР покинул переговоры накануне обсуждения.
И при этом представители МЭР всюду, где возможно, высказывают мнение,
что у нас проекты СО бесперспективны, поскольку в России действует
запретительный принцип и потому рассчитывать на одобрение могут лишь
считанные единицы проектов. Конечно, такие комментарии отпугивают и тех
немногих покупателей, которые еще не полностью отказались от России в
пользу Китая.
- Слушайте, а может быть в МЭР находятся агенты Китая, которые
срывают все наши планы и возможности обогащения?
- Если бы все было так просто. Выловил агентов - и обогащай страну. На
самом деле, это наша обычная неповоротливая система, которая совершенно
не приспособлена работать в новых экономических условиях, и Киотский
протокол, как лакмусовая бумажка, выявил проблемы и показал те убытки,
которые мы несем из-за этой системы. Прибавьте сюда полное отсутствие
прозрачности в принятии решений в области Киотского протокола и проектов
совместного осуществления.
При создании межведомственной комиссии по Киотскому протоколу в ее
состав не допущены представители ни науки, ни бизнеса. В итоге, лишенная
внешнего контроля, эта Комиссия стала практически бесполезным
декоративным сооружением. Аналогичный режим строжайшей секретности
сохранен и при создании Комиссии по утверждению проектов при МЭР. Ну,
это и понятно: за закрытыми дверьми легче проворачивать коррупционные
схемы.
- А есть ли общественные организации или посреднические структуры,
которые поддерживают продвижение проектов совместного осуществления?
- Нет в нашей стране таких структур. Вот в Китае и других странах,
вплоть до Перу, такие организации существуют, и весьма эффективно. Они -
активные игроки углеродного рынка, они обеспечивают доступ к этому рынку
потенциальным покупателям. Особенно важны такие структуры для
муниципальных предприятий и среднего бизнеса, для которых путь к ««киотскому»
финансированию закрыт высокими стартовыми затратами на разработку и
продвижение проектов совместного осуществления.
Конечно, отсутствие подобных структур серьезно сужает круг российских
предприятий, способных претендовать на финансирование по линии проектов
совместного осуществления.
- Вся описанная вами ситуация, естественно, известна возможным
странам-партнерам и, понятно, оптимизма их предпринимателям не
добавляет…
- Да, уже многие не верят, что Россия способна выступить в роли
поставщика сокращений выбросов. По опросам, более двух третей участников
углеродного рынка весьма пессимистически настроены в этом отношении.
Многие считают, что даже за весь период до 2012 года Россия не в
состоянии будет войти на этот рынок.
- Вы считаете, ситуация безвыходная, надо развести руками и сказать:
ну, не смогли?
- Я считаю, что время еще не упущено, если сделать ряд конкретных шагов.
Прежде всего, нужно создать структуру поддержки и продвижения проектов
СО. Возможно, в статусе государственно-частного партнерства. На базе
этой структуры сформировать механизм экспертизы проектов СО, с правом
последующего направления проекта непосредственно в Правительство РФ и
правом самостоятельно распределять закрепленные за Партнерством лимиты
на сокращение выбросов..
Необходимо агрессивное продвижение российских проектных предложений на
международном углеродном рынке. Только так можно вернуть утраченные
позиции и сформировать новый имидж России как активного участника этого
рынка. Здесь нужно задействовать все имеющиеся в распоряжении
государства средства и поддерживать такую политику за рубежом. И
конечно, необходимо быстро подчистить все «хвосты»: завершить переговоры
с ведущими странами-покупателями сокращений и обеспечить правовые рамки
предлагаемой работы. Здесь тоже будет необходима помощь МИД РФ.
За этой работой нужен постоянный и общественный, и государственный
контроль, то есть она должна быть открытой, понятной.
- Георгий Геннадьевич, есть мнение, что это все - дело высокой
политики, а простым людям нет никакого дела до Киотского протокола, и
они слыхом про него не слыхивали.
- Обывателям, может быть, и нет дела до тонкостей углеродного рынка, но
ведь и в тонкости, положим, металлургического рынка они тоже не влезают,
но результатами пользуются - это и рабочие места, и налоги в бюджет.
Однако не только для крупного, но и для малого и среднего бизнеса
киотские механизмы - привлекательная сфера деятельности, на углеродный
рынок могут заходить также муниципальные предприятия. В конечном итоге,
от этого выигрывают все. Пока же мы без боя отдали этот колоссальный
рынок конкурентам, да к тому же «подмочили» свою международную репутацию
как серьезного и ответственного партнера.
Мы твердим, что страна в кризисе, что нам не хватает средств, а сами,
как неразумные дети, проносим мимо рта эту огромную ложку.
СПРАВКА
Георгий Лазарев благодарит Сергея Анатольевича Рогинко, руководителя
группы экологии и развития Института Европы РАН, члена Совета по
Киотскому протоколу при Президиуме РАН, за представленные материалы
исследований по ситуации с развитием рыночных механизмов Киотского
протокола в России.
Интервью записала Татьяна Калинина
ВРЕЗКА
Киотский протокол - пилотный этап глобального экологического соглашения
по предотвращению катастрофических изменений климата. Главное в нем -
обязательства развитых стран и стран с переходной экономикой по
ограничению и снижению выбросов парниковых газов атмосферу в 2008-2012
годах. Это рыночный документ - так называемая торговля квотами. Если
страна не расходует свою квоту полностью, то она может переуступить или
продать «свободную» часть другой стране. У России разрешенный уровень на
этот период - 100% от уровня выбросов 1990 года.
