Оборонная специфика

С этого года участие Федеральной монопольной службы в жизни российского оборонно-промышленного комплекса заметно увеличилось. О принципах и особенностях контроля за процессами в «оборонке» мы беседуем с начальником Управления контроля промышленности и оборонного комплекса Федеральной антимонопольной службы РФ кандидатом экономических наук Максимом Александровичем Овчинниковым.

— Максим Александрович, в чем основная специфика работы Антимонопольной службы с оборонными предприятиями?
— Если сравнивать гражданскую продукцию и оборонную продукцию, то специфика прежде всего — в условиях обращения товара на рынке. В гражданской продукции никаких ограничений при выборе поставщика продукции или при выборе товара практически не существует. За исключением ситуаций, когда речь идет о сложных товарах и услугах, которые используются в производственных цепочках. Если же брать стандартный товар, то потребитель, как правило, ничем не ограничен в выборе поставщика. Допустим, если вам не нравится продавец мяса или молока, вы имеете возможность спокойно переключиться на другого продавца. Тем самым, «голосуя ногами», вы обеспечиваете конкурентное равновесие на рынке, и цена на конкурентных рынках складывается на том уровне, на котором она должна быть в соответствии с текущей экономической конъюнктурой.
На рынках оборонной продукции — все иначе. Как правило, у потребителя там существуют значительные ограничения по переключению на другого поставщика. Если кто-то когда-то внес чье-то изделие в конструкторскую документацию, то поменять это изделие на другое зачастую практически невозможно. Либо цена такого маневра столь высока, что рациональный субъект на это не пойдет. Следовательно, у поставщиков таких изделий возникает рыночная власть, позволяющая навязывать свои условия в одностороннем порядке.

— Сложностей здесь много?
— Их более, чем достаточно… Во-первых, нужно провести комплекс испытаний продукции нового поставщика. Во-вторых, получить необходимые согласования головного конструктора. Я в своей практике не видел примеров, чтобы кто-то менял отдельный элемент в конструкторской документации только из-за того, что цена на этот элемент выросла, допустим, в два раза и при этом есть аналогичная продукция, которую гипотетически можно было бы использовать взамен подорожавшей у традиционного поставщика. Не помню ни одного случая. Особенно, если речь идет о деталях, которые в цене товара составляют менее 10%. О такой «мелочи» не принято даже и говорить…
Такая конструкция свойственная для всех товаров, которые обращаются на рынках с локальными монополиями. Там рост цен на товары, как правило, заметно опережает рост цен на других рынках. Просто потому, что априори ограниченная конкуренция и существует либо единственный производитель, либо их выбор крайне ограничен. Поэтому подходы к ценовому регулированию на таких рынках — иные, нежели на обычных конкурентных рынках гражданской продукции.

— И в чем разница?
— В гражданской продукции либо все регулирует сам рынок, либо (если полноценный рынок еще не сложился) антимонопольное законодательство. В оборонке же, как правило, нет рынка, особенно если вести речь о головных исполнителях. Ну, нет у нас в стране десяти производителей атомных подводных лодок, их просто не может быть столько, и не надо. И поскольку нет рынка, цены на военную продукцию формируют так называемым «затратным методом». То есть, просто арифметически суммируют собственные затраты. Из-за этого мы получаем неприятные истории.
Когда применятся затратный метод, пропадает стимул экономить на издержках, это с одной стороны. С другой стороны, всегда есть соблазн эти издержки немного раздуть. Проверить хозяйствующий субъект на предмет обоснованности уровня цен, которые он выставляет своему контрагенту, то есть государству, очень сложно. Потому что необходимо разобраться и в технологии производства, и в действующих нормативах, и в особенностях продукции, и в состоянии производственных мощностей, и так далее. То есть, этот процесс — очень трудоемкий и занимает достаточно много времени, от трех до шести-девяти месяцев.
Причем, разные условия обращения товара — только первая особенность ценообразования в оборонном комплексе.
Вторая особенность. С учетом того, что почти все производители в оборонке — монополисты и все друг с другом работают постоянно, наблюдается высокая латентность нарушений. То есть, хозяйствующие субъекты предпочитают не жаловаться на своих контрагентов, а каким-то образом самим решать проблемы. Жаловаться они начинают в случаях, когда договориться не смогли и деваться уже некуда. Ввиду этого, в 275-й федеральный закон была внедрена статья 14-я об особенностях антимонопольного регулирования в сфере ГОЗ, которая предусматривает обязанность головного исполнителя уведомлять антимонопольный орган о фактах повышения цен на продукцию военного назначения в случае, если такое повышение превышает более чем на 5% цену, рассчитанную с применением индекса дефлятора.
Понятно, что это чисто формальное отсечение, но таким образом мы хотели охватить, по крайней мере, самые злостные случаи повышения цен. Скажем так, «поднять» эти случаи из «черного ящика», чтобы они стали публичными. Тем не менее, это не исключает возможности обращения хозяйствующего субъекта в антимонопольный орган в случае, если абсолютный уровень цены ему кажется монопольно высоким.

— Часто предприятия оборонного комплекса обращаются к вам с этим?
— Да, конечно. Порядка ста обращений уже было. Во-первых, эта норма привела к тому, что теперь, прежде чем повышать цены, предприятия стали думать. Они понимают, что как только повысят цену сверх обозначенных пределов, этот факт автоматически станет публичным и попадет в антимонопольный орган, который тут же начнет расследование.
Далее. При необъяснимо резком росте цены хозяйствующие субъекты теперь говорят о том, что будут вынуждены обратиться в антимонопольный орган. Мы знаем немало примеров, когда после одного этого упоминания контрагенты снижали цены до приемлемых. То есть, норма имеет не только пресекающий, но и сдерживающий характер.

— То есть, субъекты рынка оборонной продукции постоянно информируют ФАС о фактах роста цен. Что это вам дает?
— Для нас это, с одной стороны, источник информации. Мы понимаем, где какие происходят ценовые изменения, и если видим, что рост необоснован, сразу начинаем расследование. А для головных исполнителей это весомый аргумент: ребята, говорят они, я не жалуюсь и ни с кем не ссорюсь, но должен сообщить просто потому, что выполняю свои обязанности, которые вытекают из закона. То есть, мы сняли риски и ответственность с головных исполнителей, причем, за неисполнение данной нормы Кодексом об административных правонарушениях предусмотрена ответственность.

— Эти санкции уже применялись в отношении оборонных предприятий?
— Да, случаи применения санкций были. В последнее время мы начали проверки головных исполнителей для того, чтобы они понимали: в случае непредоставления нам информации в соответствии с требованиями, на них будет наложен штраф. Также 14-й статьей 275-го закона предусмотрены формальные критерии отнесения любого исполнителя по гособоронзаказу к доминирующему хозяйствующему субъекту.

— Что это дает?
— Помните, я говорил про особенности функционирования рынка оборонной продукции? Есть конструкторская документация. Есть ограничения по переключению на других участников. Поэтому мы решили: зачем доказывать то, что и так очевидно и о чем говорит здравый смысл? Тем не менее, до введения этой статьи антимонопольный орган чисто юридически был обязан в полном соответствии с требованиями провести анализ товарного рынка. То есть, направить всем участникам запросы, получить ответы, суммировать и проанализировать их… Любой анализ товарного рынка делается месяца три, если его делать качественно. Хотя очевидно, что проблемы гособоронзаказа необходимо решаться очень быстро.
Если быстро не решить, то поставка по оборонзаказу может быть просто сорвана, военная техника в нужный для государства момент времени не поступит. Поэтому мы внедрили норму о том, что если кто-то прописан в конструкторской документации, то он автоматически признается доминирующим субъектом. Потому что не надо изобретать велосипед: субъект, находящийся в реестре единственных поставщиков, разумеется, доминирует, потому что его нельзя заменить. И так далее. Эти особенности, в принципе, в 275-м законе учтены.

— ФАС в данном случае априори выступает фактором сдерживания роста цен и устранения ценовых диспропорций?
— Именно так. Более того: мы всегда стараемся смотреть на любые проблемы системно. Если в процессе расследований видим нарушение каких-то других норм — например, уголовного или налогового законодательства, то, разумеется, передаем эту информацию в соответствующие контролирующие органы. Мы также стараемся выявлять системные проблемы в функционировании отраслей.
Приведу простой пример. Когда мы начали проверку производителей сырья и материалов, необходимых для производства средств индивидуальной бронезащиты, мы выявили ряд системных недостатков функционирования данных рынков, которые заключались в том, что нет длинных контрактов. Значит, бизнес в этом сегменте не может планировать свои инвестиции. С учетом того, что сырье является стратегически важным для страны, разумеется, необходимо создать условия, чтобы бизнес был уверен в контрактах на три-четыре-пять лет. При этом объективно у нас — единственный производитель мономера, единственный производитель волокна… дальше уже возможна конкуренция. Однако, по крайней мере, на первых двух этапах цепочки конкуренция по большому счету невозможна, потому что на территории Российской Федерации существуют только два субъекта данной тематики.
Поэтому мы направили обращение в Правительственную комиссию ВПК, указав, что выявили недостатки в работе этих предприятий в части установления монопольно высокой цены. В результате наших проверок цена была снижена. Тем не менее, есть ряд проблем, которые выходят за рамки антимонопольного контроля, но которые нужно решать. Первое — необходимы длинные договоры, которые обеспечивают возможность нормального планирования инвестиций, тем самым повышая инвестиционную привлекательность отрасли. Не будет инвестор вкладывать средства в развитие бизнеса, если он не знает, сколько товара у него купят в следующем году. Он предпочтет другие, более предсказуемые проекты.
Второе. Если у тебя предсказуемы объемы поставок, ты можешь грамотно формировать закупку сырья, необходимого для твоей деятельности. Увеличивая объемы закупок, благодаря предсказуемости, ты можешь добиться хороших скидок у поставщиков. И так далее. То есть, по большому счету это — процесс рационализации и оптимизации производства во всей цепочке изготовления средств индивидуальной бронезащиты. В итоге, если системно все эти проблемы решать, то не только конкретные предприятия выиграют, но выиграет и государство, которое сможет получать продукцию по более низким ценам, объективно рассчитывая при этом на повышение качества. Кроме того, в итоге мы сохраним стратегически важные виды сырья, необходимого для производства средств индивидуальной бронезащиты и для производства в сфере атомной промышленности. Вот вам простой пример. Но достаточно показательный.

— Ваш пример — из области оборонных поставок. А по гражданской продукции?
— По гражданской продукции мы неоднократно выявляли негативный опыт в реализации функций различными органами власти, такими как Минпромторг, Минтранс. Так, например, Минтранс утвердил приказ номер 36 по оснащению транспортных средств категории М2, М3 тахографами российского образца, которые являются специфическими. По большому счету это привело бы в тот момент к увеличению издержек бизнеса на десятки млрд руб. в год. Мы, вмешавшись в эту тему, выработали механизмы для того, чтобы эти негативные последствия были снижены. Более того: мы обратились в Правительственную комиссию по развитию малого и среднего бизнеса и конкуренции с просьбой рассмотреть вопрос регулирования тахографии в Российской Федерации.
Мы видим в этой отрасли отсутствие, во-первых, внятных норм для того, чтобы развивалась конкуренция. Во-вторых, мы не понимаем, почему система тахографии в Российской Федерации должна существенно отличаться от европейской, которая существует гораздо больше времени и обладает гораздо более обширным опытом. Мы не понимаем, почему европейский автобус или грузовик могут пересекать территорию Российской Федерации с тахографами европейского образца, а мы по той же самой территории, являясь резидентами страны, должны использовать исключительно другие тахографы. Это лишние издержки для бизнеса и государства, которые не являются обоснованными, что в условиях экономической нестабильности особенно неприемлемо.

— Какие особенности доказательства монопольно высоких цен?
— Принципы антимонопольного контроля везде одинаковые, да они и не могут отличаться. Мы смотрим, не является ли цена монопольно высокой. А значит, должны доказать, что в конкретный момент времени при соответствующей конъюнктуре цена на товары хозяйствующего субъекта превышает экономически обоснованный уровень. Для этого мы постоянно совершенствуем практику применения данного состава правонарушений. В гражданской отрасли у нас есть документ, который называется «Принципы экономического анализа практик ценообразования на предмет их соответствия закону о защите конкуренции». Документ этот размещен на сайте антимонопольного органа, с ним можно в любой момент ознакомиться.
Конечно, в сфере оборонной продукции эти принципы применимы лишь частично. Это, кстати, еще одна особенность, ввиду того, что в «гражданском» секторе затратный метод мы стараемся не применять, потому что он приводит к раздуванию издержек, отсутствию стимулов к экономии в долгосрочном периоде и так далее. И вообще, собственно говоря, он является не рыночным.
Потому что если, например в металлургии в кризис цена падает на 30%, то непонятно, с чего должны расти тарифы на перевозку металлургической продукции. Из чего они будут платить? Но по факту получается именно так, потому что тарифное регулирование, как правило, основано на затратных методах и по большому счету призвано через тарифы возмещать субъектам естественных монополий их затраты.
Это классический пример диспропорции, когда одна отрасль живет в рынке, а другая — не в рынке. И получаются так называемые «ножницы». Металлургам деваться некуда, они не могут так же, как субъект естественной монополии, переложить свои издержки на потребителя. Потребитель «проголосует ногами». Чтобы исключить подобные негативные ситуации, мы применяем так называемый метод «сопоставимых рынков».

— Метод сопоставимых рынков? Поясните, пожалуйста…
— Например, мы смотрим, сколько стоит алюминий в Российской Федерации. Смотрим, сколько он стоит на Лондонской бирже металлов, сколько — в других регионах, с учетом региональных премий. И говорим: алюминий на территории России не должен превышать цены, сложившиеся на сопоставимых товарных рынках — таких, как Европа, Азия и Америка, например. Для компании «РУСАЛ», которая «привязана» к Лондонской бирже, это репрезентативный индикатор, и они в России не могут превысить эту цену. То есть, российский потребитель всегда защищен: он покупает алюминий по экономически обоснованной цене, сопоставимой с европейскими, и это значит, что наши предприятия, использующие алюминий в производственных целях, будут конкурировать на равных с иностранными производителями.
В оборонке такой метод может быть применим весьма ограниченно. Если говорить про первые переделы металла, который обращается на рынках оборонной продукции и гражданки, то с этим сложностей нет — мы можем применять те же методы оценки. Но дальше, как правило, сопоставимые рынки по оборонной продукции отсутствуют. Мы же не можем сказать, что есть американский танк, он стоит $24 млн, и российский танк не может стоить больше. Такие сопоставления некорректны, да и просто нереальны.
Начнем с того, что практически невозможно найти танки, одинаковые по своим тактико-техническим характеристикам. Во-вторых, ценовая информация не является публичной. Не работают и аналогии: мы не можем посмотреть на Лондонскую биржу металлов и сделать вывод о цене танка в США. Да и смысла в этом особого нет..
Поэтому в оборонке мы применяем методы экономического сравнительного анализа, чтобы не использовать затратный метод, о чем я уже говорил. Например, смотрим, какая была цена на этот товар в другие периоды времени, какие при этом были издержки, какая была загрузка мощностей, как цены вели себя в течение времени. Смотрим на структуру расходов, на то, каким образом менялась цена при изменении издержек. И когда мы все это выстраиваем, то видим, кто пытается обманывать. И как.

— Ели говорить о ценовом обмане, то каким образом это происходит чаще всего?
— Например, в себестоимость продукции монопольного характера очень часто закладывают завышенные значения общехозяйственных расходов, необоснованно завышая итоговую цену на продукцию. Например, у нас было дело в отношении одной крупной компании, которая производила сплавы и профили для оборонной отрасли. В этих же цехах она выпускала схожую продукцию гражданского назначения. Мы посмотрели, как раньше вели себя издержки, какова была динамика объемов производства, как распределялись затраты. И потом сравнили с общей динамикой трудовых, общехозяйственных и иных затрат предприятия в целом по цеху и по конкретному продукту.
И выяснили, что каждый год удельный вес накладных и общехозяйственных расходов все больше и больше ложился на продукцию, которая поставляется по гособоронзаказу. Разумеется, мы выявили пропорции, в которых эти расходы должны справедливо распределяться по всей продукции, исходя из ситуации 2007 года, 2008 года, 2012-го. По результатам расследования выяснили, что расходы необоснованно увеличены на 60%. И потребовали снизить цену на эти 60%. И цена была снижена. Они даже не обжаловали наше требование, потому что оно было справедливым и экономически хорошо обоснованным.
Есть и другой подход. Мы смотрим, например, как складываются цены на сопоставимые товары. Часто бывает, что на одном предприятии товар А производят на гражданку, а товар Б с какой-то модификацией от товара А — на оборонку. Мы смотрим: разница в издержках — допустим, 200 рублей, а разница в цене — 4000 рублей. Тогда вопрос: откуда берутся эти 3800 рублей? Если хозяйствующий субъект не может это обосновать, он будет платить штраф.
Еще проще — с товарами двойного назначения, когда хозяйствующий субъект продает одинаковую продукцию и в рамках гособоронзаказа, и для гражданских рынков. В одном случае потребитель, как мы уже говорили, не может заменить этот товар на другой (например, иностранный), а на рынке гражданской продукции — как раз наоборот, он легко может перейти к другому поставщику. Как правило, цена по гособоронзаказу выше, чем цена конкурентного товарного рынка. Разумеется, мы сравниваем, сопоставляем, говорим: ребята, для нас сопоставимый рынок в данном случае — это конкурентный рынок, где вы сами же устанавливаете цену на аналогичный продукт, он идентичен, поэтому у вас нет экономического обоснования устанавливать более высокую цену для гособоронзаказа.

— ФАС начинает расследование по конкретным заявлениям?
— Бывает по-разному... В основном, конечно, по заявлениям. Второй источник — уведомления антимонопольного органа о фактах повышения цены товара более чем на 5%. Третье — в ходе проверок мы можем сами наткнуться на факты ценовых нарушений. Четвертый источник — публикации в СМИ, материалы других органов власти. Разумеется, мы можем и сами в инициативном порядке возбуждать дела, выходить на проверки, изучать ситуацию. В этом плане нас никто и ничто не ограничивает. Но в основном в начале наших расследований — жалобы и уведомления от хозяйствующих субъектов. И расследования эти очень часто ведутся против, скажем так, самых крупных и значимых участников хозяйственных отношений.

— Можно конкретные примеры?
— Например. Минобороны проводило тендер на поставку аэродромной техники, включив всю номенклатуру в один лот. Хотя очевидно, что ни один из производителей такой ассортимент покрыть не может и не должен, потому что есть специализация, и это экономически обоснованно. Получается, что данный заказ может выполнить только посредник. При этом они сделали так, что сроки поставки с момента выигрыша — один месяц. А мы выясняем, что реальный технологический цикл производства запрашиваемой техники — как минимум, четыре месяца. Разумеется, этот заказ мог выполнить только тот, кто заранее знал, что выиграет, и заранее заключил договора со всеми поставщиками этой техники, и заранее ее купил. И к моменту объявления его победителем у него на складах эта техника стоит. Разумеется, мы признали такую практику незаконной. Причем, два раза…

— В каком смысле «два раза»?
— После первого конкурса, который Минобороны провело с нарушением ведомство посчитало, что может продолжать в том же стиле. Мы «снесли» и повторный тендер. И тогда они, наконец-то, изменили условия: разбили технологически не связанные между собой товары по разным лотам, стали давать нормальные сроки для поставки, чтобы непосредственно сами производители, а не посредники, имели возможность участвовать в тендере.
Могу привести еще один громкий пример — дело компании «Газпром». Компания является основным потребителем труб большого диаметра в России, закупая порядка 80%. И они также в один лот закладывали всю номенклатуру и все объемы поставки. Что это означает? Ни один ни один трубный завод не имеет возможности удовлетворить эту закупку. Значит, победить может только посредник. При этом нереален и срок поставки — месяц. Цикл закупки листа и производства трубы — месяца три-четыре, как минимум. Плюс — жесткая специфика, это не пирожки. По каждому виду труб — конкретная толщина стенки, конкретная сталь под заказ. То есть, чтобы просто физически выполнить этот контракт, надо заранее знать, что именно потребуется «Газпрому», заранее сговориться с производителями… То есть, вам надо прийти к конкуренту и сказать: слушай, друг, ты давай на этот объект «Газпрому» будешь поставлять, а я на этот. И ты будешь заранее знать, что тебе нужна марка стали такая-то, класс прочности такой-то, толщина стенки такая-то. И ты заранее сделаешь, и к моменту выигрыша на тендере мы с тобой, разумеется, все это поставим. А иначе никак.
Получается, промышленники поставлены в такие условия, которые не позволяют им конкурировать, не позволяют им развиваться, а посредники зарабатывают необоснованно высокую маржу, которая намного превышает прибыль самих промышленных предприятий (хотя ведь именно они инвестируют средства в производство). Подобного рода кейсы мы выявляем и пресекаем.

— При этом ФАС направляет и в другие ведомства свои рекомендации?
— Безусловно. Мы живем не в безвоздушном пространстве. Процесс ценообразования не изолирован от других экономических аспектов жизни. И когда правительство говорит: вы должны обеспечить снижение цены, мы должны предложить все экономически обоснованные варианты такого снижения. Иногда мы видим, что рост цены обусловлен не только негативной практикой доминирующего субъекта, но еще и практикой других участников взаимоотношений — например, практикой заказчиков, которые неразумно планируют свои закупки и неграмотно определяют условия тендерной документации. И тогда мы говорим: если заказчик будет вести себя иначе, это положительно скажется на конкуренции и на снижении цены. Или когда в отрасли — преимущественно короткие контракты, это также негативно влияет на цену.

— Предприятия это понимают?
— К сожалению, далеко не всегда. Представитель естественной монополии у нас на комиссии однажды заявил просто страшную, на мой взгляд, вещь. Он сказал: в нашу функцию не входит развитие конкуренции. Мы говорим: но как же так? Вы же закупаете продукцию, вы же должны, наверное, дешевле ее купить, качественнее, чтобы она приносила вам выгоду в дальнейшем, чтобы вы могли эффективно работать.
Понимаете, когда ты слышишь такие речи от представителя компании с госучастием, становится страшно. По идее, интересы и Министерства обороны, и других федеральных заказчиков, и компаний с госучастием должны соответствовать интересам развития конкуренции. Когда конкуренция развивается, от этого выигрывают все. Это доказано экономической историей всех стран. Другое дело, что конкуренция должна быть добросовестной, а для этого должны быть созданы стандарты промышленности, которых, по сути, пока еще у нас нет. Потому что когда нет стандартов, действует так называемое правило ухудшающего отбора. Компания выигрывает тендер на одну ткань, а поставляет другую, потому что нет стандартов. Очевидно, что добросовестные участники рано или поздно либо станут недобросовестными, либо будут вытолкнуты с рынка. Эти экономические явления изучены уже давно, все о них знают.
Поэтому необходим системный подход: конкуренция нужна не ради конкуренции, а ради тех благ, которые она приносит обществу. В том числе в виде оптимального экономически обоснованного уровня цен, наиболее эффективного использования ограниченных ресурсов, повышения качества и т.д.

— Какой инструментарий наказаний вы используете чаще всего?
— В нашем арсенале — очень суровые санкции за нарушение антимонопольного законодательства. Если есть оборот на рынке, то мы можем изъять в виде штрафа это от 1 до 15% от оборота на рынке, на котором совершено правонарушение за год, предшествующий такому нарушению. Для крупных компаний это составляет сотни миллионов. Если оборота нет (например, хозяйствующий субъект действует на одном рынке, а нарушения он совершил на другом как потребитель), тогда мы можем взыскать в бюджет незаконно полученный доход. Или, например, в том случае, если хозяйствующий субъект в том году ничего не производил, а в этом году нарушил, при этом получив незаконно прибыль, мы просто взыскиваем в бюджет незаконно полученный доход..
Также предполагается персональная ответственность должностных лиц. Она незначительная — до 50 тыс. рублей, но, тем не менее, для многих должностных лиц сам факт административной ответственности значит гораздо больше, нежели сумма штрафа. Потому что это уже серьезный проступок, весомые репутационные риски.
Если говорить о картельных сговорах, а это самое злостное нарушение антимонопольного законодательства, то предусмотрена также и уголовная ответственность.
Санкции достаточно жесткие, и хозяйствующие субъекты, которые так или иначе сталкиваются с антимонопольным органом, это очень хорошо понимают. Во многих случаях они предпочитают сразу исправить свое поведение на рынке, нежели доводить дело до комиссии или суда. Притом, что по статистике ФАС выигрывает порядка 80% дел. По оборонке я не вспомню ни одного случая, когда мы проиграли бы дело.
Разумеется, хозяйствующие субъекты становятся все более грамотными в части искажения данных о своем финансовом состоянии и своих затратах, нередко пытаются нас обмануть, но и мы постоянно совершенствуем практику, развиваем методологию анализа. Надеюсь, что с преобразованием Рособоронзаказа и передачи части его функций антимонопольным органам у нас появится и больше ресурсов для того, чтобы детально исследовать эти проблемы и расширить сферу нашего присутствия.

— Наверное, вам для этого нужно много специалистов?
— Очень нужно. Сегодня исходя из текущей загрузки в центральном аппарате мы можем позволить, например, 10 дел в год по оборонному направлению. Мы планируем кратно увеличить объемы и надеемся, что вместе с передачей функционала у нас появится и достаточно ресурсов для этого.

— В ситуации с оборонзаказом дело касается гостайны…
— У наших сотрудников, кто работает с оборонзаказом, есть допуск к информации ограниченного доступа. По мере необходимости мы будем развивать инфраструктуру работы с секретными документами. Все будет зависеть от того, в каком именно объеме перейдут к нам функции и инфраструктура Рособоронзаказа. На базе этой инфраструктуры мы сможем эффективно работать.

— Скажите, пожалуйста, для предприятий ФАС — это, скорее, угроза или помощник?
— Все зависит от добросовестности самих предприятий. Если предприятие хочет за счет государственных средств необоснованно получить сверхприбыль, то, разумеется, для них ФАС — нежелательный контролер, потому что, выявив такие случаи, мы, безусловно, взыщем незаконно полученный доход в бюджет Российской Федерации. И мы понимаем всю ответственность, которая возникает у нас при регулировании данной сферы, потому что это все-таки не просто дело двух хозяйствующих субъектов, а интересы общества в целом. Поэтому в рамках данных дел мы прикладываем максимальные усилия для того, чтобы никто из нарушителей не ушел от наказания.
Но для тех хозяйствующих субъектов, кто честно работают и не пытается обмануть государство, устанавливая монопольно высокие цены, ФАС — союзник и друг. Во-первых, мы помогаем решать системные проблемы, если их выявляем, как в случае с бронежилетами, о котором я рассказывал. Мы стараемся помогать промышленности, если видим, что есть какие-то ограничения для развития отрасли. Во-вторых, мы помогаем в рамках закона решать проблемы с монополистами, кто необоснованно завышает цены. Мы помогаем и всегда будем помогать тем субъектам, чьи интересы незаконно ущемляются и чьи возможности конкуренции искусственно ограничиваются.
Более того: почти половину антимонопольных дел (46%) мы возбуждаем в отношении чиновников, которые мешают бизнесу. Такова общая статистика, она не касается исключительно оборонной отрасли. Получается, что в основном мы работаем против административных барьеров, против искусственно создаваемых ограничений.
Повторю: для добросовестных участников рынка мы всегда — союзники. У нас никогда не было и нет цели побольше выявить нарушений, при проверках что-то «за уши притянуть», но обязательно наложить штраф.

— Иными словами, репрессии для ФАС — никак не самоцель?
— Мы всегда придерживаемся очень осторожной и взвешенной позиции, понимая, что наши действия могут иметь не только кратковременный экономический эффект, но и отложенный долгосрочный. Именно для этого мы разрабатываем очень подробные регламенты по каждому вопросу. Мы очень тщательно все взвешивая, потому что мы понимаем, что действия ФАС влияют на стимулы участников рынка, а значит и на инновационные процессы. Если сегодня мы необоснованно наложим штраф за монопольно высокую цену на хозяйствующего субъекта, который смог произвести нечто инновационное и тем самым заработал больше денег, чем остальные, то, разумеется, мы снизим стимул к инновациям. Поэтому надо быть очень осторожным и аккуратным, чтобы в долгосрочном периоде от антимонопольного регулирования общество выигрывало, а не проигрывало.
Ровно такой подход и такие цели мы для себя в долгосрочном и краткосрочном периоде определяем. И именно поэтому мы сертифицировались по ИСО9001. Мы единственный федеральный орган исполнительной власти, который имеет сертификат. В прошлом году исполнилось три года, как мы защищаем этот сертификат, успешно проходя ресертификацию. Мы и дальше будем совершенствовать свои внутренние системы контроля, повышая качество работы, улучшая практику правоприменения, чтобы эффективно исполнять свои обязанности и функции.

— Функций ФАС в отношении контроля за ОПК стало больше. А кадров для этой работы у вас хватает?
— Да, кадровые вопросы есть. Нам необходимо существенно увеличить ресурсы, и прежде всего кадровые, чтобы охватить просто-таки огромное количество сделок и контрактов, которые заключаются в рамках исполнения гособоронзаказа.